СОЛНЦЕБЫК - Страница 9

-Пора, Александр Сергеевич, - Кирюха заглянул в комнату. Щами запахло да портками немытыми.

Сашенька взбрыкнул, отбросил одеяло, вскочил. Кирюха помог барчуку надеть панталоны да рубаху. За яйца шутливо пощупал.

-Есть уже кой-чаво, - осклабился.

-Иди на хуй, дурак, - засмеялся Сашенька, ударил сапогом Кирюху по склоненному рылу. Кровь из ноздрей пошла у Кирюхи, засмеялся Кирюха, порываясь руку барчуку поцеловать.

-Пошел, пошел, - Сашенька размахнулся было вдругоряд сапогом, да передумал. Споро надел сапоги. Притопнул каблуками. Лицей!

Дядя Baziley завтракал. Увидел Сашеньку, рыгнул, ковырнул пальцем в зубах, достал кусочек мяса, опять в рот сунул.

-Садись, Alexzander, гуся потчевать, - сказал приветливо.

Сашенька уселся к столу, Кирюха положил ему на тарелку большую гусиную ляжку, да мозгового горошка зачерпнул горсть, насыпал.

Жесткое мясо гусятина, зубы в нем застревают. Чьи это зубы? Сашенька вынул из ляжки три зуба, бросил на тарелку, зазвенели они.

Дядя Baziley за щеку ухватился.

-Вот же ж блядь переебская, - покачал головой. - Пытался куснуть, да зубы потерял. А ты ешь, ешь, Alexzander.

Сашенька погрыз ляжку, горошку поклевал - сытый.

-Ну-с, с Богом.

Дядя Baziley поднялся из-за стола, бзднул продолжительно.

-Пошли.

Коляска уже ждала.

Василий Львович дал по шее дрыхнущему ваньке. Ванька встрепенулся, наддал лошадям. И замелькали дома, заборы, деревья, мосты, разноцветные барышни, напомаженные господа, люди, и прочая и прочая. Чуден ты, Пемтембург, ранним утречком. Прохладен, как светский хлыщ, соблазняющий юную дуреху. Слова лишнего не скажешь, движения лишнего не сделаешь, а вот смотри ж ты, уже соблазнил дуреху, обрюхатил, да и укатил на Кавказ в картишки дуться да ебать мохнатопиздых черкешенок. Дуреху родители - на ярманку невест, где ее прихватит в дополнение к чистопородной каурке старый полковник с провалившимся носом, будет ее поколачивать да попрекать сынком - таким же, как ты, задумчивым малахольным байроном. Ах, Пемтембург!

Остановилась коляска у кирпичного трехэтажного дома, с балкончиками, которые поддерживали голые атланты. Красиво как!

Вошли. Батюшки-светы. Ковры да золото, золото да ковры. Картины, гардины, кадушки с растениями, статуи. Присутственное место. Главное Управление Его Императорского Величества Лицеями. Жмутся к стеночкам, ослепленные роскошеством, просители, серенькие, несчастные.

Дядя Baziley и тот струхнул - в Москве такого шику не видывал. Жмется к стеночке Василий Львович, брюшко втянул, подбородок слюной умаслил, и, кажись, сам не рад уже, что вызвался проводить Alexzandera. Сашенька вслед за дядей вдохнул робости, витающей в воздухе. К стеночке, к стеночке.

-К стеночке, не толпитесь, - прикрикнул пробегающий по коридору чиновник зазевавшемуся дворянчику, ведущему за руку тощего прыщавого юношу. Дворянчик отпрянул и - к стеночке. Тощий юноша очутился неподалеку от Сашеньки. Нос длинный, прямой, уши торчком, грудь узкая, бледный, как смерть.

"На Кольку-вороненка похож"- подумал Сашенька.

-Прошение подавать? - между тем, поинтересовался прыщавый, брызнув на Сашеньку слюной.

-Угу.

-Я тоже, - прыщавый шмыгнул носом, перенеся в рот комок соплей, огляделся, собираясь харкнуть, да опомнился. Пожевал добро, проглотил.

-Кюхельбекер, Вильгельм Карлович, - представился.

Сашенька пожал протянутую руку.

-Пушкин, Александр Сергеевич.

-Пойдемте, Alexzander, - нетерпеливо бросил Василий Львович и засеменил по коридору. Сашенька - следом.

Василий Львович заглянул в один из кабинетов:

-Здравия-с желаем-с, привел недоросля-с по вопросу прошений-с.

-Ждать, - был ответ.

Ждали у дверей долго - дядя Bazileу уселся на стул, а вот Сашеньке пришлось стоять - ноги заболели, спина, пить захотелось.

Вошли, наконец. Сашенька увидал похожего на птицу господина при золотых эполетах. Господи Боже, это же Царь!

-Мы к Ефрему Ефремовичу-с, - доложил Василий Львович.

-Ефрема Ефремовича нет, - коротко и с некоторой злобой отозвался господин в эполетах. - Я за него. Карл Аристархович.

Дядя Baziley замялся.

-Вот, Карл Аристархович, изволите видеть, племянника привел-с, так сказать. На обучение-с для службы Отечеству.

-Кто таков?

-Пушкин-с.

-Дальше.

-Александр Сергеевич.

-Экой черномазый.

-Да-с, - Василий Львович захихикал. - Правы, Карл Аристархович. Мальчишка - потомок Ганнибала, Абрама Петровича, Арапа Петра Великого.

Карл Аристархович кивнул клювом.

-Знаю, знаю.

Помолчал, ковыряя длинным ногтем плешь. Василий Львович грузно дышал.

-Фамилия-то известная, - наконец, подал голос птицеобразный.

-Известная, известная, - радостно подхватил дядя Baziley.

-Известная, - выдохнул, сам с собой соглашаясь, Карл Аристархович и понизил голос. - Вот только не видать вам Лицея.

-Как так? - вознегодовал Василий Львович.

-А вот так. Места-то раскуплены. Кое-кто деревеньку целую заложил, лишь бы сына на государево обучение устроить.

Сашенька заплакал.

-Блядь, - вырвалось у Василия Львовича, и в испуге он прикрыл рот ладонью.

-Вот именно, - согласился Карл Аристархович. - Место в Лицее тепленькое, как блядь, каждый норовит пристроиться.

Карл Аристархович с жалостью взглянул на плачущего Сашеньку.

-Разве что...

-Да? - подался вперед Василий Львович. - Говорите, не томите.